2794 
~7.5 мин
Воспоминания о Великой Отечественной войне и блокаде Ленинграда ВЛАДИМИРА ЯКОВЛЕВИЧА МЯЛЛО, начальника оперативной группы пожаротушения
ПРОДОЛЖЕНИЕ
***
"В один из обычных блокадных ленинградских дней противник начал очередной артиллерийский обстрел города. Особенно ожесточенному артналету подверглись Дзержинский и Смольнинский районы. Из окон штаба противопожарной службы (Мойки, 85) было видно, что левее Московского вокзала и, вероятно, до Невы, над городом поднимались клубы черного дыма, и оттуда доносился непрерывный гул разрывающихся снарядов. В штаб ПС по неизвестным причинами никаких сообщений о пожарах и других поражениях оттуда не поступало. Внешне создавалось такое впечатление, что огромным количеством пожаров охвачена большая часть районов города. руководство штаба противопожарной службы приняло решение послать одну из оперативных групп в районы, подвергающиеся обстрелу для выяснения пожарной обстановки на месте и возглавления руководства пожарными подразделениями в очагах и организации связи со штабом ПС любыми средствами. Моя постоянная группа на машине «антилопа» направились в район обстрела. Проезжая по Невскому проспекту почти до Московского вокзала нас сопровождала только «музыка» канонады, но все же в некотором отдалении. Когда свернули на улицу Восстания и проехали примерно до Жуковской, тут мы попали в крепкий «переплет». Обстановку можно примерно сравнить с артиллерийской артподготовкой перед броском пехоты на противника. Снаряды рвались впереди, сзади, слева и справа от нас. Стоял сплошной гул. От разрывов снарядов и разрушаемых ими кирпичных стен зданий дым образовывался багрово-черного цвета, застилая видимость нашего пути. Но вот несколько снарядов разорвалось на дороге впереди нас. Взрывами повалило несколько столбов, порвало трамвайно-контактные провода, которые преградили дальнейший путь следования. На машине дальше ехать было невозможно. Тогда я приказал одном шоферу, выбирая неповрежденные улицы, двигаться в район улицы Салтыкова-Щедрина (бывшей Кирочной) ближе к улице Восстания. Сами пешком прижимаясь к домам правой стороны улицы (она менее опасна от прямого попадания снарядов) стали пробираться дальше в сторону улицы Салтыкова-Щедрина. Несколько очагов пожаров в верхних этажах жилых зданий были обнаружены в конце улицы Восстания и, особенно, по улице Салтыкова-Щедрина. На эти очаги уже развернулись или развертывались самостоятельно отделения 8, 7 и 17 ВПЧ. Наиболее серьезным оказался пожар в одноэтажном складе медикаментов. Склад располагался на территории какой-то воинской части, а за кирпичной стеной склада располагался земляной погреб с боеприпасами. Разнообразие содержимого склада, особенно обилие перевязочного материала и различных горючих жидкостей, создавали обстановку пожара в складе наиболее тяжелой. Непосредственное соседство погреба для распространения пожара хотя и было безопасно, но прямое попадание в него снаряда могло повлечь гибель всего личного состава, работавшего на пожаре в медицинском складе. Вот почему я сосредоточил главное внимание на этом пожаре, чтобы быстрее его ликвидировать и вывести весь личной состав от опасного соседства. В проходной воинской части создал общий штаб очагов пожаров. Сообщив в штаб ПС свои координаты, и запросив несколько отделений в помощь на основной очаг, оперативная группа приступила к руководству подразделениями по тушению пожаров. Изучая обстановку на главном очаге, проходя по территории двора, я обнаружил, что несколько военнослужащих стоят на территории и с интересом смотрят на пожар и работу пожарных. Артиллерийский обстрел ни на минуту не прекращался. Снаряды рвались в районе непрерывно. Я сказал солдатам, чтобы они не стояли на открытом месте, а укрылись хотя бы за каменные стены, а сам вошел в склад. По выработавшейся привычке, я как только вошел в здание мгновенно повернул от проема за простенок и отвел еще двух бойцов. В это время снаружи раздался оглушительный взрыв снаряда, осколки со свистом полетели через поем ворот склада. Я выбежал во двор и увидел такую картину: группа военнослужащих, которую я предупреждал о необходимости укрытия, лежала на земле. Израненные осколками солдаты стонали. Чудом уцелевший какой-то командир стоял как истукан с вытаращенными глазами. Мне пришлось, произнеся несколько «солено-русских» слов буквально приказать этому командиру организовать помощь раненым солдатам. Сам начал обход других участков пожара. Артобстрел не прекращался. Проходя по улице, мне попался гражданин с противогазовой сумкой на плече, вероятно, работник МПВО. В это время где-то недалеко раздался очередной взрыв снаряда и поравнявшийся со мной гражданин вскрикнул и упал. Я нагнулся, расстегнул одежду, вся грудь была в крови, он был мертв. Осколком снаряда ему насквозь пробило грудь. В каких-то 30-40 сантиметрах смерть прошла мимом меня, поразив другого.
Обойдя участки в жилых зданиях, я убедился, что отделения справляются или справились. Одному отделения приказал перебазироваться на склад медикаментов, т.к. обстановка там усложнялась, и работающих сил было недостаточно. Прибыв в штаб, приказал начальнику штаба Иванову направлять дополнительные стволы на склад за счет прибывающих подразделений. В это время прибыл заместитель начальника школы младшего начсостава Янковой и доложил, что унитарное отделение 20 ВПЧ в составе 12 человек прибыло. Не успел я закончить приказание о подаче стволов в очаг, как выбегает командир отделения и говорит: «Автонасос 20 ВПЧ горит!». Пробежав на улицу Восстания, мы увидели, что ярким факелом пылает автонасос. Прибывшее отделение остановило автонасос у стены здания, а личный состав был укрыт в нише дворовой арки до получения конкретного задания. Разорвавшийся снаряд посреди улицы осколками пробил бензобак, разлившийся бензин воспламенился, и пламенем мгновенно была охвачена вся автомашина. Пришлось вместо усиления позиций на пожаре склада снять один ствол и тушить насос 20 ВПЧ. Обстрел этого района постепенно утихал, все очаги пожаров были локализованы, и моя группа без потерь возвратилась в штаб ПС.
***
В тяжелую блокадную зиму 1941-42 годов город, лишенный воды, топлива, света переживал кошмарные трудности. В погоне за теплом началась стихийная установка печей-времянок и невероятного им подобия. Начались тяжелые бытовые пожары в полупустых жилых зданиях. Не имея горючего, до 80% пожарных автомобилей были «мертвы», пожарные пешком ходили на пожары.
Находясь на очередном пожаре в жилом доме по Лиговской улице угол Губарова переулка (ныне Транспортного), связной 20 ВПЧ доложил, что из штаба ПС поступило приказание моей опергруппе переехать на улицу Петра Алексеева и организовать тушение, так как там никого нет. Это было сравнительно недалеко и минут черезх десять мы приыбли на место. Производя разведку, мы обнаружили, что в Г-образном жилом доме, в конце дворовой части, горят чердак и верхний этаж примерно на площади 100 кв. метров. Огонь распространялся вдоль довольно длинного дворового флигеля к фасадной части на улице Петра Алексеева. На месте не было ни одного пожарного подразделения и даже просто живого человека. Сообщив по телефону в штаб ПС об обстановке, я попросил прислать хотя бы 2-3 отделения. На мою просьбу дежурный по штабу Зеликовский ответил: «Вам высылаются отделения 2, 37 и 17 ВПЧ… пешком, с шанцевым инструментом». Я стал умолять, чтобы выслали хотя бы один какой-нибудь автонасос, так как горение открытое и одной людской силой его остановить невозможно. Мне ответили: «Ладно, будем искать, где есть автонасос хотя бы с десятью литрами бензина». Начались мучительные минуты ожидания и полного бессилия. Наконец, я увидел, как со стороны Садовой улицы бредут понуря головы, еле переставляя ноги, бойцы с ломами на плечах. И как сейчас это помню, возглавлял это шествие начальник 17 ВПЧ Фикельсон Д.П. Вскоре, к великой нашей радости, прибыл автонасос какой-то участковой части МПВО с Петровского острова, хотя и с небольшим, но все же запасом бензина в баке. К этому времени огонь распространился почти по всей дворовой части здания. Экономя как большую драгоценность бензин и воду, производя вскрытие конструкций, нам удалось отстоять фасадную часть здания.
***
Очень много эпизодов уде покрылось туманом, или забылись совсем. Но отдельные случаи остались в памяти на всю жизнь. Вот эпизод, казалось, что в условиях блокадного Ленинграда, и не представлявший ничего особенного, а его забыть не могу.
Горел жилой дом по улице Жуковского, по-моему № 3. Горел уже здорово, т.к. это был типичный, бытовой запущенный пожар. Когда мы прибыли, то огонь уже распространился по всем этажам. Производя разведку, я обнаружил, что часть квартир еще не охваченных огнем, были либо пустые, либо с одним-двумя больными, а то и мертвыми людьми. И тут ко мне обратились в разное время люди.
Первой, как сейчас помню, обратилась женщина интеллигентного вида, и стала буквально умолять: «Товарищ начальник, пожалуйста, спасите мой белый рояль». Выяснив, где он находится, я обнаружил, что часть квартиры с роялем уже была охвачена горением. И тут я вспомнил, как на одном пожаре, по-моему, где-то в Ленинском районе, Георгий Кулаков, руководя тушением пожара, попытался спасти рояль еще из не горевшей квартиры. Бойцы с большим трудом вытащили его на лестницу. Потом силы не хватило (изможденные голодом и непосильным трудом), рояль выскользнул из рук и с грохотом покатился по лестнице. Внизу лежала куча и издавала далеко не музыкальные звуки. Моя женщина не понимала, что рояль ее спасти мы не в силах.
Вторым ко мне подбежал пожилой мужчина и тоже стал умолять спасти его коллекцию граммофонных пластинок. Когда я прибежал в его квартиру, то пришел в ужас. Огромная комната от пола до потолка. Была заставлена деревянными стеллажами, забитыми пластинками. Если бы в моем распоряжении была рота здоровых сильных солдат и то мы не успели бы вынести эти пластинки, т.к. соседняя квартира была охвачена огнем и языки его уже лизали ближайшие стеллажи, а стволов не было. Я приказал начальнику штаба организовать эвакуацию больных и мертвых людей из еще уцелевших квартир. Но тут ко мне подошла седая изможденная женщина и обратилась с просьбой, которая меня потрясла. Я даже сейчас, когда прошли десятки лет, не могу забыть ее слова и взгляд, полный невероятной муки и страдания: «Товарищ начальник, в квартире (вот № не помню) лежит мой муж. Он мертвый, не надо его выносить, не тратьте силы, их у Вас и так не много. Пусть его родной дом будет для него крематорием»...
Часть дома нам все же удалось спасти, но упомянутые квартиры были уничтожены"...
